Женская хитрость - Страница 8

Господи, как же хочется увидеть этого мужчину здоровым, энергичным и сильным! — взволнованно подумала Джейн.

Она невольно задержала оценивающий взгляд на сухой поджарой фигуре, словно перед ней был скакун, которого предстоит укротить, но, смутившись, тут же перевела взгляд на лицо Фрэнка. Их глаза встретились, и удивлению Джейн не было предела: на нее восхищенно смотрели теплые серые глаза, отливающие серебром. В них таились нежность, ласка и что-то еще, чему она не смогла найти определение.

— Мне жаль, что с вашей лошадью… Нет, с вашим другом произошла трагедия, — тихо сказал Фрэнк.

— Значит, вам все известно? — вспыхнула она. — Не притворяйтесь! Кто-то открыл вам мою печальную тайну, и теперь вы… — Внезапно она встала и отошла в дальний угол. — Вы меня жалеете!

Этого ее гордая душа не могла вынести.

— Джейн! Простите, но вы жестоко ошибаетесь!

— Нет! Мне не нужна жалость. Ничья, и уж тем более ваша! Жалейте себя самого, но не меня!

И Джейн, чуть не плача, выбежала из комнаты. Но даже в гневе она оставалась красивой и женственной. Теперь, когда Фрэнк знал, что ей пришлось пережить, она влекла его с еще большей силой. Эта девушка — олицетворение гармонии, красоты тела и высоты духа.

Фрэнк попытался выбраться из глубокого кресла. Ему хотелось пойти за Джейн, сказать, что им движет вовсе не жалость, а искреннее восхищение ее мужеством и волей. И еще — сострадание. Ему хотелось, чтобы на ее лице опять появилось прежнее милое доброе выражение…

— Боже, спаси меня, — взмолился Фрэнк.

Его вдруг обожгло воспоминание о теперь уже далеком прошлом. Вертолет выбросил их на каком-то пятачке в джунглях. Передовой дозор доложил, что в окрестностях мили — никого. Но все же он нутром учуял опасность и, как выяснилось чуть позже, не ошибся.

Он уже давно понял, что кишки, печень, легкие не лгут, и, если во рту появляется металлический привкус, повнимательнее оглянись вокруг. Такую же опасность Фрэнк ощутил и сейчас. История, рассказанная Ниниан, высвободила его чувства. На какое-то время он забыл, что должен держаться на расстоянии от девушки с янтарными глазами.

Возьми себя в руки, старина, сказал он себе. Забудь о ней. Для тебя ее просто не существует. Во всем виновата Ниниан, сетовал он. И мистер Ренкли, выставивший на всеобщее обозрение награды дочери.

Откинувшись на спинку кресла, Фрэнк погрузился в размышления. Он проиграл. Теперь, когда он еще больше узнал о Джейн, бороться с собой уже не имело смысла. Как и ломать перед ней комедию, разыгрывая равнодушие. Нужно убираться из этого дома: пока воин не исполнит свой долг, в его жизни нет места для любви. Да и как можно оскорбить благородного человека, давшего тебе кров? Никогда я не стану любовником дочери мистера Ренкли. Никогда!

Хотя сердце подсказывало Фрэнку, что Джейн не оттолкнула бы его. Но, кроме всего прочего, это женщина не его круга. И, несмотря на свою доброту и пренебрежение к условностям, она не может не понимать этого.

Остается одно. Сделать так, чтобы Джейн сама захотела держаться от него подальше, чтобы он вызывал у нее стойкую неприязнь. И тогда уйдут из медово-янтарных глаз нежность и доброта, а с ними — его надежды на счастье.

Но останется долг. Священный долг, сродни неотвратимому року.

Ох уж этот непонятный, загадочный мужчина! Как дерзко вторгся он в мою жизнь, нарушил мой покой!

Джейн отбросила щетку, которой безжалостно раздирала ни в чем неповинные золотистые волосы. От сильного удара зеркало даже покачнулось. Потерявшая самообладание девушка взглянула на свое отражение. Неужели это чужое, злое, даже некрасивое лицо — мое? Вот до чего довел меня этот таинственный человек, меняющий маски, как искусный актер.

Джейн чувствовала, что в нее вселился бес разрушения. Разбить бы это проклятое зеркало, разом смести с туалетного столика все баночки, скляночки, духи, тюбики с помадой — все!

— Ты просто сумасшедшая, — сказала Джейн своему отражению. Она встала и долго стояла, с отвращением глядя на малосимпатичную незнакомку. — Побушевала — и хватит, опомнись, мисс Ренкли.

Джейн сняла туфли, сбросила одежду и, нырнув в ванную комнату, с наслаждением встала под теплую сильную струю. Потом выдавила из тюбика шампунь, намылила голову и закрыла глаза. И сразу же ванная исчезла. Ей представилась совсем другая сцена: не отрывая глаз от темной завесы полуопущенных ресниц Фрэнка, длинных, сильных пальцев, растирающих изболевшиеся мышцы, она осторожно придвигает скамеечку ему под ноги. Он открывает глаза и нежно склоняется к ней, в его взгляде страсть и…

Хватит! — оборвала себя Джейн. Спустись на землю!

Она вернулась в спальню в полном смятении и, подавленная, опустилась на кровать. Что она видела? Перенесла много страданий, успела заглянуть в глаза смерти, но жизни-то, в сущности, не знала. Ее, девушку, окруженную богатством и роскошью, совсем не интересовала светская суета. Кумиры театральных подмостков и большого спорта, звезды кино — все это проходило мимо, не волновало ее. Она жила в своем маленьком внутреннем мирке, лелея мечты и взращивая грезы. Среди своих жизнерадостных сверстниц, с упоением порхающих по дискотекам и мечтающих о богатых суперменах, Джейн слыла белой вороной. Ее не волновали альковные тайны подруг и их смелые откровения о потере невинности. Все это существовало в другом измерении, за пределами ее души.

Они с отцом вели замкнутую жизнь. Так уж сложилось, что отец не любил общества. И поэтому самым ярким из всех мужчин, которых она до сих пор встречала, был ее отец, Мартин Ренкли. Он боготворил дочь и считал ее исключительной личностью.